Атака мертвецов под Осовцом считается уникальным примеров русской воинской доблести, по сравнению с которой 300 спартанцев — это 300 девочек. Даже в Порт-Артуре, Севастополе и Сталинграде ничего похожего не было — там все-таки сражались живые люди, в то время как защитники Осовца вступили в очередной бой, будучи, технически, мертвыми. Смерть для русских никогда не являлась уважительной причиной и поводом отказаться от боя.
Немцы обложили Осовец, крепость и важный транспортный узел, прикрывавший фланги сразу двух русских армий, в сентябре 1914-го года. Точнее, не обложили, а попытались взять нахрапом — 40 пехотных батальонов против одного русского полка, подавляющее превосходство в вывезенной из Кенигсберга артиллерии – чего тут с этими русскими возиться? Штурм немножко не удался. Затем не удался еще раз. И еще. И еще. Когда русские контратаковали и начали угрожать полевым позициям немецкой артиллерии, карлушки (прозвище немцев из русской военно-имперской пропаганды) окончательно перестали понимать, кто тут кого осаждает, и поспешно, очень поспешно отступили, сославшись на невыключенные утюги и убежавшее молоко. Кампания во Франции еще не была решена и карлушки надеялись, что добив французов, они смогут обрушиться на русский фронт всей своей чудовищной мощью, а потому пока что отступили.
Вторую попытку штурма немчура предприняла в феврале 1915-го, со всей ожидаемой от немцев основательностью. Война приобрела позиционный характер, стало ясно, что никаких больше прорывов и блицкригов, а потому можно сделать то, что немцы делают лучше всего — собрать кучу пушек самого злодейского калибра и начать палить из них в несчастный русский форт, злодейски хихикая и поглаживая злодейские усики. Помимо просто орудий, больших орудий, реально больших орудий и нереально огромных орудий, немцы стянули под Осовец четыре «Большие Берты», полные эквиваленты «Звезды Смерти» в реалиях Первой Мировой. Чисто для контекста — когда из «Берт» начали стрелять по фортам Льежа, бельгийский гарнизон, до этого стойко оборонявшившийся, вдруг решил, что он полностью исполнил свой долг перед отечеством, и разбежался. Но в этот раз «Берты» палили по русским, а те в свою очередь не дрогнули. Никак от слова «совсем».
А ведь огонь «Большой Берты» (четырех «Больших Берт») — это не ад, это хуже. Снаряды в 900 килограмм веса проламывали бетонные перекрытия, обращая укрепления в труху, людей давил бетон, люди задыхались от пыли, люди в прямом смысле слова сходили с ума от нестерпимого грохота.
При этом, кроме «Берт» по Осовецу работали мортиры «Шкода» (снаряды всего лишь по 400 килограмм) и пушки поменьше, плюс крепость бомбили с воздуха аэропланы. В крепости все горело. Все дымилось. Смог был такой, что защитники не могли отличить день от ночи. Русское командование, понимая, что даже героизму есть предел, попросило продержаться гарнизон еще 48 часов. В конце-концов, если даже многометровый бетон крушится в труху, то что можно требовать от людей из костей и мяса?
Крепость ответила: «Есть!» И продержалась еще полгода, при том, что только в первую неделю обстрела злобные немецкие карланы выпустили по Осовецу 250 000 снарядов, не считая бомб, гранат и бессильных матерных ругательств на безупречном немецком. Русским это надоело, и наши солдаты сделали то, что делают всегда, когда немцы конкретно достают. Организовали несколько контратак, повредив огнем крепостной артиллерии те самые «Большие Берты».
Немцы были шокированы. Надо заметить, что до той самой контратаки немцы и их вассалы уже выпустили по крепости количество снарядов, достаточное чтобы сравнять с землей всю Бельгию и Лихтенштейн на сдачу. А русские отряхнули бетонную пыль с мундиров и дали немчуре адекватную «обратку».
6 августа в 4 утра немцы развернули 30 батарей химического оружия. Отравляющие газы, смесь брома и хлора, должны были сломить сопротивление крепости. Вдохнув такие в достаточном количестве, человек сначала по кускам, обблевываясь кровью, выхаркивает свои легкие, затем лицо обезображивает страшный химический ожог, а затем наступает смерть в мучительных спазмах удушения, при этом у жертвы нет сил даже попросить, чтобы кто-нибудь его пристрелил. Сейчас эти волшебные ароматы из коллекции 1915-го года запрещены — потому что даже четвертование со сжиганием заживо куда более гуманная смерть. Но в Первую Мировую запретов не было, а кроме того, немцы так взбесились стойкостью защитников Осовца, что применили бы эту убийственную садистскую дрянь несмотря на любые запреты.
Они хотели, чтобы русские сдохли. В муках. И они это получили.
Дождавшись попутного ветра, карлушки открыли краны на газовых баллонах и через пару минут в воздухе образовалась плотная стена химического тумана. Затем стена потекла в сторону крепости, трава вокруг нее моментально желтела, листья сворачивались и опадали, несчастные птицы падали с небес конвульсирующими тушками. Все пожелтело, все опало, все умерло от действий ядов, в начале августа под Осовцем внезапно наступил ноябрь.
Знаете как в фэнтези-фильмах показывают нашествие разливающегося по земле зла? ОНО.
Целью атаки была так называемая Сосненская позиция, обороняемая к тому моменту четырьмя ротами. Первые три роты погибли полностью, в последней роте уцелело около сорока человек, находившихся за гранью клинической смерти, с трудом отличавших явь от предсмертных галлюцинаций и доживавших свои последние минуты, постепенно поддаваясь чудовищной силе не менее чудовищных ядов. Их крючило, их рвало кровью, они были за гранью. Технически они были уже мертвы.
Дождавшись, пока ядовитая стена пройдет, немцы атаковали позицию в общей сложностью СЕМЬЮ ТЫСЯЧАМИ солдат. Хотя «атаковали» слишком сильное слово, они готовились ее занять, понимая, что выживших нет. Солдаты шли почти прогулочным шагом, даже грозная крепостная артиллерия молчала, а небольшая часть выживших расчетов приходила в себя, и не думая стрелять. Немцы перелезли первую линию окопов, прошли вторую линию, сытые, спокойные, уверенные, и чуть удивленные тем, как долго они бились об эти раздолбанные, изувеченные укрепления, но к их немецкому удивлению из укрытий, подняв знамя, в полный рост поднялись ОНИ. Остатки 13-ой роты 226-го Землянского полка перешли в контратаку. С изувеченными химическим ожогами мертвыми лицами. В пропитавшихся кровью гимнастерках. Задыхаясь, кашляя и отплевываясь кусками своего мяса. Завывая от нестерпимой боли, крючаясь, дергаясь как одержимые дьяволом. Конвульсируя. Шипя. Плюясь легочной кровью сквозь зубы, прямо в лица врагов.
Они пошли в штыковую. Сорок русских мертвецов. Перед лицом смерти. За порогом смерти. В шаге от бессмертия. Сорок русских мертвецов погнали штыками семь тысяч немцев.
Те побежали — не как трусы, но как люди, увидавшие перед собой то, что живому человеку видеть не положено. Немцы увидели то, что даже сейчас выглядело бы как сверхъестественное! Они бежали не чуя ног, не видя земли, не видя ничего. Они напарывались на проволочные заграждения и повисали на них мешками разодранной плоти, они падали в окопы и ломали ноги, их разносили на куски снаряды отдышавшейся крепостной артиллерии. Крики офицеров, удары, выстрелы — ничто не могло остановить живые немецкие части, столкнувшиеся с ожившими русскими.
Именно при защите Осовца впервые прозвучала и теперь многократно повторяется бессмертная фраза, характеризующая русского солдата: «Русские не сдаются!»